Он бродил с корзиной в ельдугинском лесу, в том месте, которое дед Благушин называл «Ямье». Наименование это происходило от двух десятков квадратных впадин, превращавшихся весной и осенью в омутки со своей лягушачьей и плавунцовой жизнью. В сентябре по закраинам ям росли ворончатые чернушки, истекавшие на сломе белым горьким соком. Когда-то, в войну, здесь стоял пехотный полк. Стоял недолго: солдатики только и успели понарыть землянок, нарубить дров, изготовиться к зимовью и пустить дымы, как вдруг началось наступление. Что стало с полком? Дошел ли кто из приуютившихся в землянках бойцов до Берлина? Воротился ли домой? Неведомо. Колхозницы развезли по хозяйствам дрова, разобрали накаты из толстых бревен, а почва принялась год за годом заживлять, заращивать военные язвины. Но рукотворность этих впадин все еще была очевидна, и дед Благушин показывал возле овражков маленькие приямки — прежние входы в землянки… Не обнаружив чернушек, он побрел дальше и даже не заметил, как привычный некрупный березняк перерос в чуждое, неведомое чернолесье. Огромные замшелые дерева, каких в ельдугинской округе сроду не видывали, подпирали тяжкий лиственный свод, почти непроницаемый для солнечных лучей. Где-то вверху, в далеких кронах, шумел ветер. Этот гул спускался по стволам вниз, и, ступая на толстые узловатые корни, расползшиеся по земле, он чувствовал под ногами содрогание, будто стоял на рельсах, гудевших под колесами близкого поезда. Чаща была безлюдная, даже какая-то бесчеловечная, и его охватило ведомое каждому собирателю тревожно-веселое предчувствие заповедных дебрей, полных чудесных грибных открытий. Однако грибов-то и не было. Совсем! Несколько раз, завидев влажную коричневую шляпку в траве, он бросался вперед, но это оказывался либо обманно извернувшийся прошлогодний лист, либо глянцевый, высунувшийся изо мха шишковатый нарост на корне. Ему даже вспомнилась читанная в детстве сказка про мальчика, который неуважительно вел себя в лесу: ломал ветки, сшибал ногой поганки, кидался шишками в птичек, — поэтому грибы в знак протеста построились рядами и покинули свои, так сказать, места исконного произрастания. Юный вредитель с лукошком долго и безуспешно искал по обезгрибевшему лесу хоть какую-нибудь дохлую сыроежку, пока не догадался совершить добрый поступок (какой именно — напрочь забылось). Тогда грибы, встав в колонны, радостно вернулись в лес и сами набились исправившемуся отроку в корзинку. Иронично решив, что тоже, наверное, стал жертвой грибного заговора, он начал прикидывать, в какую сторону возвращаться домой, но вдруг заметил среди стволов просвет и поспешил туда. Перед ним открылась обширная прогалина, странно округлая и неестественно светлая, словно откуда-то сверху, как в театре, бил луч прожектора. Он сделал еще несколько шагов и обмер: поляна была сплошь покрыта грибами. Исключительно белыми! Поначалу у него даже мелькнула странная мысль, будто бы он набрел на остатки древнего городища, наподобие тех, что находят иной раз в индийских джунглях, и перед ним — проросшая травой старинная мостовая, сбитая из темно-коричневых, посверкивающих росой булыжников, необычайно похожих на шляпки боровиков. И все-таки это были грибы! Сердце его от радости заколотилось так громко и беззаконно, что стало трудно дышать. Ему пришлось прислониться к дереву и сделать несколько глубоких вдохов животом, как учил доктор Сергей Иванович. Не сразу, но помогло. Успокоившись, он присел на корточки и вырвал из земли первый гриб — тугой и красивый, именно такой, как изображают на картинках в красочных руководствах по «тихой охоте». Шляпка была лоснящаяся, шоколадная, только в одном месте немного подпорченная слизнем, но ранка уже успела затянуться свежей розоватой кожицей. Подшляпье, которое дед Благушин, помнится, называл странным словом «бухтарма», напоминало нежный светло-желтый бархат, а с толстой ножки свисали оборванные мохеровые нити грибницы, обметанные комочками земли и клочками истлевших листьев. Он долго любовался грибом и наконец бережно положил его в свою большую корзину, предварительно выстелив дно несколькими папоротниковыми опахалами. Вдруг ему почудились чьи-то далекие ауканья, он вскинулся и застыл, напрягая слух, но ничего не уловил, кроме ровного лесного шума и электрического стрекота кузнечиков, засевших в ярко-лиловых зарослях недотроги. Нет, показалось… Тем не менее им овладела боязливая, горячечная торопливость, словно с минуты на минуту сюда должны нагрянуть толпы соперников и отобрать у него этот чудесно найденный грибной Клондайк. Он заметался по поляне, с жадной неряшливостью вырывая грибы из земли и швыряя их в корзину, становившуюся все тяжелее. Наконец ему пришлось оставить неподъемную ношу на середине поляны, рядом с выбеленной солнцем закорючистой корягой, и собирать боровики в свитер, который когда-то ему связала Тоня. Она в ту пору только-только осваивала (как сама любила выражаться) «спицетерапию», не рассчитала — и свитер получился слишком длинный, бесформенный, годный лишь для леса и рыбалки. Когда грибы заполняли подол, он подбегал к коряге, ссыпал добычу в корзину и снова собирал, собирал, собирал… В одном месте ему вместо боровиков попалась семейка обманчивых молоденьких валуев, он рассмеялся и мстительно раздавил притворщиков каблуком. Наконец на поляне не осталось вроде бы ни одного белого. Внимательно оглядевшись, он опустился возле переполненной корзины, потом, сминая отцветший зверобой, лег на спину и долго наблюдал за плавной жизнью облаков. Высоко-высоко в небе метались, совершая немыслимые зигзаги, птицы, похожие отсюда, с земли, на крошечных мошек. Он долго с завистью следил за их горним полетом, пока не догадался, что на самом деле это и есть какие-то мошки, крутящиеся всего в двух метрах от его лица. А догадавшись, рассмеялся такому вот — философическому обману зрения. Внезапно ему пришло в голову, что, если оставить несорванным хотя бы один боровик и дать ему время, из него может вырасти Грибной царь. Он даже вскочил и еще раз пристально обошел поляну: увы, все было собрано подчистую. Ну и ладно! Во-первых, вряд ли удастся снова отыскать это удивительное место, а во-вторых, даже если оно и отыщется, где гарантия, что кто-нибудь не найдет оставленный на вырост боровик раньше? И тогда Грибной царь попадется случайному лесному прохожему!
Рос яркий Мухомор среди лесной полянки. Бросался всем в глаза его нахальный вид: - Смотрите на меня! Заметней нет поганки! Как я красив! Красив и ядовит! - А Белый Гриб в тени под елочкой молчал. И потому его никто не замечал...
Отправлено: 31.07.11 22:41. Заголовок: Случалось, тут целые..
Случалось, тут целые дни пролетали - Что новый прохожий, то новый рассказ...
Ух, жарко!.. До полдня грибы собирали. Вот из лесу вышли - навстречу как раз Синеющей лентой, извилистой, длинной, Река луговая: спрыгнули гурьбой, И русых головок над речкой пустынной Что белых грибов на полянке лесной! Река огласилась и смехом, и воем: Тут драка - не драка, игра - не игра... А солнце палит их полуденным зноем. Домой, ребятишки! обедать пора. Вернулись. У каждого полно лукошко, А сколько рассказов! Попался косой, Поймали ежа, заблудились немножко И видели волка... у, страшный какой! Ежу предлагают и мух, и козявок, Корней молочко ему отдал свое - Не пьет! отступились...
Кто ловит пиявок На лаве, где матка колотит белье, Кто нянчит сестренку двухлетнюю Глашку, Кто тащит на пожню ведерко кваску, А тот, подвязавши под горло рубашку, Таинственно что-то чертит по песку; Та в лужу забилась, а эта с обновой: Сплела себе славный венок,- Всё беленький, желтенький, бледно-лиловый Да изредка красный цветок. Те спят на припеке, те пляшут вприсядку. Вот девочка ловит лукошком лошадку: Поймала, вскочила и едет на ней. И ей ли, под солнечным зноем рожденной И в фартуке с поля домой принесенной, Бояться смиренной лошадки своей?..
Грибная пора отойти не успела, Гляди - уж чернехоньки губы у всех, Набили оскому: черница поспела! А там и малина, брусника, орех! Ребяческий крик, повторяемый эхом, С утра и до ночи гремит по лесам. Испугана пеньем, ауканьем, смехом, Взлетит ли тетеря, закокав птенцам, Зайчонок ли вскочит - содом, суматоха! Вот старый глухарь с облинялым крылом В кусту завозился... ну, бедному плохо! Живого в деревню тащат с торжеством...
Господа, теперь мне доподлинно известно: олигархами не рождаются. Более того, по крайней мере один из них —выходец из глубинки. Но, что самое поразительное, будущие олигархи проходили срочную службу в рядах Советской Армии!
Предвижу недоумение на ваших лицах. Мое, видимо, выглядело так же от услышанного в телефонной трубке: “Алло! Найдите мне адрес Романа Абрамовича!”. “Того самого?” — поинтересовалась на всякий случай. “Да, мы с ним вместе в армии служили, что называется, бок о бок, полтора года. Вы не подумайте, что я сумасшедший. Могу доказать. Есть армейские фотографии”. А может, и вправду зря плохо о человеке подумала? Надо идти на контакт.
Механик Эдиль Айтназаров пришел ко мне с огромным пакетом. “Такое количество фотографий и до вечера не рассмотришь”, — грустно подумалось мне. Но чуть позже защемило сердце, когда этот парень извлек из “авоськи” большой дембельский альбом и бережно раскрыл передо мной.
Боже! А ведь и впрямь не сумасшедший. Вот они, младший сержант Айтназаров и рядовой Абрамович в обнимку, — “фото на память”. А вот всем солдатским коллективом грузовик облепили. Ну а это Роман Аркадьевич с футбольным мячом в воротах красуется. Любовь к футболу, однако, еще в армейские годы взыграла. А потом воплотилась во что–то...
Прежде чем расспрашивать Эдиля о юношеской дружбе с теперешним олигархом, аккуратно так пытаюсь выяснить, что, собственно, побудило его искать встречи с одним из богатейших людей России. На что мой собеседник по–детски наивно ответил: “Он обрадуется. Нас многое связывает. Ромка меня кое–чему научил. Всю жизнь ему за это благодарен. Просто хочу самолично выразить армейскому другу свою признательность. Вся надежда только на вас”. И тут он начал вспоминать, как мне показалось, лучшие годы своей жизни. Улыбка все это время не сходила с лица Эдиля. — Эдиль, с какими чувствами призывались на службу в армию? — Родом я из маленького села, что находится в Алайском районе. Какие там у молодежи праздники случаются? Начало учебного года, его завершение. Сбор урожая. Когда пришло время призыва... Как объяснить? Это был праздник. Возможность увидеть еще что–либо, кроме унылого сельского пейзажа. К тому же я уже знал, что буду служить в России, во Владимирской области. Учебку прошел в городе Коврове. Там готовили младших командиров автомобильного отделения. До армии я закончил ДОСААФ, поэтому моя воинская специальность была предрешена. После учебки меня распределили в воинскую часть города Киржач. Там–то мы и познакомились с рядовым Абрамовичем. — Помните, как это было? — Прекрасно помню. Распределяли по войскам нас в Москве. Затем мы самостоятельно добирались до места службы. В Киржач я попал в два часа ночи. Ужасно хотелось есть. Встретивший меня офицер словно прочел это в моих глазах. Завел в казарму, а там в это время полным ходом шла генеральная уборка. “Рядовой Абрамович! — гаркнул офицер. — Отвести новобранца в столовую”. Вот так, собственно, и началось наше знакомство, которое практически сразу перешло в дружбу. Ромка (так мы его тогда называли) оказался довольно компанейским и чутким парнем. У него не возникало конфликтов ни в начале службы с “дедами”, ни потом, когда он сам перешел в их разряд. — Абрамович тоже служил водителем? — Нет. Он призывался из института и был у нас вроде диспетчера: отмечал, кто выехал, кто въехал на территорию части — это входило в его обязанности. Но он редко исполнял их. В основном находился в мастерской. Руки по локоть в мазуте, короче говоря, помогал механикам и водителям чинить автотранспорт. — На протяжении полутора лет вы с Романом Аркадьевичем круглосуточно были рядом. И какой он? — Начну с того, что еще в то время он тщательно следил за своим здоровьем и физической подготовкой. Спиртное не употреблял, не курил. Свободное от службы время использовал рационально. Как бы это сказать... Понимаете, создавалось впечатление, что каждая минута жизни ему особенно дорога. Мало того, что Роман сам усиленно занимался спортом — гантели, турник, пробежка, — так он еще и футбольную команду собрал. А потом в нашей части появилась художественная самодеятельность. Все удивлялись: откуда у парня такие организаторские способности? И что самое удивительное, он ничего специально не делал для того, чтобы увлечь людей. Мы добровольно принимали его правила игры. Нам это нравилось. Абрамович даже организовал... массовые походы за грибами. — Об этом поподробнее. — Знаете, когда мы в первый раз отправились в лес по грибы, я был обескуражен. Что греха таить, я не то что никогда до этого не видел такого количества грибов, я их попросту никогда не ел. Роман же по–хозяйски принес из столовой в автомастерскую казан и давай жарить собранный нами “урожай”. Со знанием дела! Самое смешное, что посуду для жарки ему дали, а вот чем потом кушанье употреблять — нет. “Головастый” Абрамович и тут быстро смекнул. В общем ели мы... гаечными ключами. Кому достался двенадцать на тринадцать, а кому “ложка” побольше — четырнадцать на пятнадцать.— Он был открытым человеком? Ну, можно было с ним поговорить по душам? О девушке, которая ждет из армии или о родителях? — Однажды я спросил его про родителей. А он вдруг стал мрачнее тучи. Рассказал, что мама умерла практически сразу после его рождения. Отец погиб, когда ему было четыре года. Больше мы к этой теме не возвращались. А девушка? Кажется, кто–то писал ему из дома. Знаете, в то время мы не любопытные были. Если человек хотел что–то рассказать, его слушали. Чтобы специально выводить кого–то на откровенный разговор — такого не было. Я благодарен Роману за то, что он многому меня научил. Остальное — неинтересно. И та возня, которая происходит сегодня вокруг его имени, в том числе. — Чему же он вас научил? — Многому. Русскому языку, например. Я ведь из кыргызского села. По–русски, как говорится, ни “бе” ни “ме” не знал, когда переступил КПП. Роман с усердием школьного учителя обучал меня грамоте и правильному произношению. А еще был момент, который я буду до конца своих дней помнить. Служба шла к концу. Приказ об увольнении в запас подписан — через два месяца можно со спокойной душой отправляться восвояси. Вдруг, было это 18 октября 1986 года, подходит ко мне Роман и говорит: “Эдиль, тебя командир вызывает”. И больше ни слова. Сердце у меня екнуло... Я к командиру, а тот: “Младший сержант Айтназаров, вы отправляетесь домой”. “Как же так? — говорю. — Мне еще месяц служить”. Командир медлит, а потом: “Ваша мама умерла. Вам домой надо, солдат”. Земля ушла у меня из–под ног. Думал, после этих слов сам Богу душу отдам. Роман сильно поддержал меня в тот момент: отдал мне всю имеющуюся наличность. Обошел ребят, собрал деньги и со словами: “Крепись, друг”, — вручил их мне. И еще. Мы к дембелю собирали в бутылку из–под шампанского по десять копеек. Нас было три товарища: я, Роман и еще один парень. Так вот, думали, что, когда уволимся из армии, разобьем бутылку, поделим наличность на троих, будет нам на что на воле погулять. Абрамович все монеты мне отдал, на похороны матери. — Вы, наверное, тогда в запарке и адресами не успели обменяться? — Был у меня его адрес, да затерялся где–то. Мы, кстати, встречаться планировали через каждые пять лет в Москве. Да не вышло. — Как вы узнали о его успехах? — В газете прочитал, совершенно случайно. Увидел фотографию на первой странице и обомлел. Как сейчас помню, статья называлась “Олигарх Чукотки”. Честно признаюсь, не поверил. Для полной убедительности не поленился в Интернете его биографию найти. Все сходится. Он это — мой армейский товарищ Ромка. — И все–таки, зачем вы его ищете? — Вы не понимаете... Ему приятно будет узнать, что однополчанин помнит его. — А не возникало желания попросить у него денег? Он ведь теперь человек небедный. — Вы что?! У меня и в мыслях этого нет! Если пригласит на Чукотку работать, вот это запросто. А просить...
Hе знаю, может, осень - это и красиво, но очень уж давит на нервы такая красота. Кругом, конечно, золото, багрянец и все такое прочее, но холодно и сыро. Правда, летом раздолье для всякой холоднокровной твари, а с приближением холодов она цепенеет, впадает в спячку. Да и пора ледяных людей еще не пришла: те где-то к самой зиме из берлог своих вылезают. Страшная штука - ледяной человек: рост метра четыре, вес под тонну, глаза красные. Hу да о ледяных людях пока думать нечего, лучше под ноги смотреть. Тем более, что гнилые ветки так и норовят подножку подставить. Странная какая-то ветка попалась: обхватила сапог и ни туда ни сюда. Дергаю ногой - гнется, но не ломается. Собрался ее рукой отцепить, да вижу: так и искрит, да еще и шипит впридачу, и никакая это не веточка вовсе, а проволока под током. Кажется, ее протянули тут лет пять назад, когда Эпоха Hапастей только начиналась, - им, видите ли, хотелось таким способом оградить лес от людей. Или, наоборот, - людей от леса. Хорошо хоть руками не дотронулся, а то уж точно домой не вернулся бы. Сапог-то резиновый, а ток слабенький, резину не пробивает. Интересно, откуда этот ток идет? Линии электропередач вроде бы все давно разрушены, своих электростанций в окрестных поселках, кажись, нету. От автономного реактора работает, что ли? Hо если рядом ядерный реактор.. . Hе без опаски вытягиваю из кармана счетчик Гейгера - черный такой, РКСБ-104. Тарахтит, конечно, но жить можно. Успокоившись, иду дальше по просеке - ветки так и норовят ухватить за ногу или за руку, выколоть глаза, перерезать горло. Хорошо хоть смерть-трава с ее нервно-паралитическими ароматами отцвела еще в июле и с большинства растительных хищников листва пооблетела - стоят голые и черные среди привычных елок. Только что, минут девять назад, выбрался из непролазного ельника - и нате! Опять. Только слишком что-то бледные, да и хвоя не та... Да ведь это хвощи! Здоровенные, с многоэтажный дом высотой, как в палеозое. Вот до чего докатились! Тут нам делать не чего. Идем дальше... Только подумал, выскакивает из хвощей гнусная тварюга - не все еще, значит, в спячке. Размер - поболе быка, но на слона не тянет, ноги - будто ходули, шея навроде лошадиной, а на ней огромная плоская голова. Сказал бы, что пасть до ушей, да только ушей у твари и в помине нет, вместо них - еще две лапы на манер богомольих, членистые, с когтем на конце. А на конце морды две дырки - не то ноздри, не то глаза, не разберешь. И вышагивает эта тварюга прямо на меня. Hе знаю, может, я ей просто поперек дороги стою, но проверять некогда. Hа груди у меня, понятно, лазер - нынче без оружия и носу из дому высунуть нельзя. Лазер, само собой, самодельный - фабричных на весь наш поселок раз-два и обчелся, да и те у экстремистов. Первый выстрел в воздух - не испугалась. Второй - по ногам. Hичего. Продолжает надвигаться, убегать, видно, не приучена. А я бы и рад бежать, да разве по такой чащобе разгонишься? Отступаю, на ходу палю из лазера. Мне б в эти дырки на морде попасть... И тут на мою беду заряды кончаются, а запасной магазин в кармане, и, что хуже всего, не помню в каком. Hу, все, думаю. И вдруг замечаю рядом заброшенный шалаш, бутылочные осколки, жестянки консервные. И - жестяной бидон, мне по пояс. Hе знаю, на что тогда рассчитывал, но хватаю бидон и бросаю чудищу под ноги. Реакция у него оказалась мгновенной: под ударом копыта бидон взлетел на воздух и на лету был распорот в клочья страшными когтями. Тут я перезарядил-таки лазер и послал один за другим четыре импульса в его левый глаз - или что там у него, неважно. Тварь свалилась, и прежде чем я перевел дух, ее плоть расползлась зеленоватой слизью, обнажив скелет. Ярко-голубой, но, несомненно, естественный. Пахнуло таким зловонием, что долго задерживаться на том месте я не стал - пробрался сквозь хвощи в березняк-осинник и пополнил свои трофеи. А потом очутился у свеженасыпанной кучи глины - на ней еще ничего не успело вырасти. Почему-то страшно захотелось пнуть эту кучу сапогом, но тут, к моему ужасу, неистово застрекотал в кармане счетчик Гейгера радиоактивное захоронение! А тут еще в небе пронеслась эскадрилья самолетов. Раздался рев двигателей, а минуту спустя - отдаленные взрывы. Экстремистов, значит, бомбят... По пути домой срезал еще несколько разноцветных. Только вышел из лесу на дорогу, перед носом промчался бэтээр "скорой помощи", а вслед ему - пули и гранаты экстремистов. Вот дурачье! Это по бэтээру-то - из автоматов да гранатометов... В райцентре, между прочим, основной транспорт газотурбинные танки, а в столице так вообще, кроме вертолетов, не признают ничего. И все в боевые скафандры одеты. Пора бы и мне на скафандр разжиться, а то все по старинке в бронежилете хожу. Добрался до поселка, сердце так и ухнуло: гляжу, вместо моего дома одна арматура рваная. Hо опомнился - не мой это дом, соседский. Hу и славненько. У подъезда встретил старого знакомого. Куда, спрашиваю, собрался? А он говорит: в лес. Я ему: да ты что! Там сейчас экстремистов бомбят! А он: да я так, дровец нарублю, а то вдруг реактор сдохнет. Пожелал я ему удачи, обернулся - а за плечами у него здоровенная корзина. Э, думаю, не я один такой умный. Захожу домой, вываливаю на пол трофеи: три боровичка, десяток красноголовиков и подберезовиков, шесть сыроег. Один какой-то расплылся зеленоватой слизью и воняет жутко - в точности как та тварь лесная. У другого выросло копыто, но не расплылся. Hесколько грибов перекусались, с нынешними это бывает. Остальные все мне не известны - то ли от тех спор, что залетели из других измерений, то ли просто мутанты. После проверю на съедобность методом Трепова-Перетятько. А ведь скажи мне кто до Эпохи Hапастей, что и в такие времена народ будет ходить по грибы, ни за что б не поверил
Labels: esquire, Genis Alexander: Я поделюсь с вами глубоко ненаучными соображениями. То, что я собираюсь рассказать, несомненно относится к лженауке, которой раньше считали генетику или кибернетику.
Есть страны морские, есть степные, есть горные. Во всех этих краях взор человека ничем не стеснен - его ограничивает только горизонт. Россия относится к странам лесным, в которых поле зрения всегда ограничено. В лесной стране мы живем в утробе природы, внутри чего-то перепутанного и сложного, там, где природа сама гасит наш взгляд. Так, в книге Владимира Арсеньева «Дер-су Узала» люди неделями шли по лесу в Уссурийской тайге. Арсеньев пишет, что больше всего глаз тосковал по перспективе. Поэтому, выйдя наконец из леса, отряд опьянел просто от того, что можно было смотреть вперед.
Но Россия - изначально была лесной страной, и глядеть вперед здесь особенно некуда, смотреть можно только под ноги. И что же мы видим, опустив очи долу? Грибы. Другими словами, в лесной стране сбор грибов - естественное времяпрепровождение. Собирая ягоды, мы знаем, что все они - на одно лицо, что в ягоде нет индивидуальности. Раньше в таких местах, где росло много клюквы или брусники, были специальные устройства - деревянные гребешки, которыми ягоды сгребали в ведро.
Но то ли дело грибы! Каждая встреча с ними неповторима. У каждого гриба свой характер, свой темперамент. Они и живут по-разному. Одни - семьями, как подберезовики, другие - бараками, как маслята, третьи - вроссыпь, как лисички. Неслучайно и многие люди похожи на грибы: я уверен, что, например, писатель Солоухин был в прошлой жизни рыжиком. Грибы капризны, непредсказуемы и свободны, а потому они занимают промежуточное положение между человеком, животным и растением. Им закон не писан, они живут, где хотят и когда хотят, лишь бы жить на свободе. Те грибы, которые живут не на свободе - уже не грибы. И каждый раз, когда наука справляется с выдвинутой задачей и находит способ искусственного выращивания грибов, они мгновенно теряют все свои качества. Например, шампиньоны: выращенные на продажу они становятся безвкусными.
Грибы не терпят насилия, и собирая их, мы вынуждены миновать земледелие, чтобы спуститься на предыдущую ступень эволюции - собирательство. Мы возвращаемся к самой архаической форме человеческого общества - мы уже даже не охотники и земледельцы, а собиратели, то есть промежуточное звено между обезьяной и человеком. Надо признать, что это - самый щедрый вид пропитания, потому что мы собираем то, что не сажали.
Всякий, кто с детства собирал грибы, знает, что этот процесс включает в себя нечто волшебное, магическое и медитативное. Дело в том, что когда мы рыскаем глазом по сторонам от лесной тропинки, мы становимся послушным придатком глаза: зрение приобретает свойства осязания. Взгляд вооружен уже не столько остротой, сколько интуицией. Грибы соединяются с нами некой невидимой связью. Мы не столько находим грибы, сколько угадываем их адрес. Это даже не охота, как говорил Солоухин, а игра в прятки, где нет проигравших.
Моя жена близорука, я - дальнозоркий, и когда мы собираем в лесу грибы, я смотрю вдаль, а она, уже подойдя, выясняет, что это такое. Но интересно, что при всей своей оптической недостаточности я издалека вижу, какой гриб съедобный, а какой поганка. Объяснить я это не могу, но чувствую, что в хорошем грибе - другая энергия, и эманация этого растения (если это растение, в чем я далеко не уверен) заставляет тебя подойти и почувствовать, что этот гриб существует. Правильный грибник не столько ищет грибы, сколько безвольно ходит по лесу и, отдавшись медитативному настроению, ждет, пока сам гриб его найдет. Таким образом можно, безвольно гуляя по лесу, набрать целую корзину. В Америке я хожу за грибами два-три раза в неделю и ем их с мая по декабрь.
* * *
В моем букваре было написано, что у каждого отправляющегося в лес могут быть три цели: во-первых - за грибами, во-вторых - по ягоды, и еще - партизанить. Американцы ягоды понимают в джеме, партизанов - в Ираке, грибы - в супермаркете. Однако эти грибы лишены всякого вкуса и для вменяемого человека никакого интереса не представляют. Поэтому, попав в Америку, мы жили без грибов вовсе, уверенные, что здесь их нет. До тех пор пока их случайно не обнаружили. Я долго скрывал это место, потому что, как все грибники, охранял свою территорию. Но однажды рассказал о нем одной писательнице в Бостоне, сказав ей: «Только никому не говори». Как вы понимаете, это была самая болтливая женщина в мире, и теперь скрывать это место уже поздно. Оно находится на мысе Кэйп-Код. Помните «Колыбельную Трескового мыса» Бродского? Там-то и были те самые грибы. Но сейчас здесь уже столько русских, что ездить туда поздно.
Открытие произошло так. Приехав на мыс первый раз, мы пошли купаться - и вдруг увидели: в дюнах растут подосиновики. Ничего подобного я не видел, они росли не в лесу, а в песке, и выглядели как чернобыльский кошмар. Под этими грибами можно было лежать в тени. Три гриба наполняли корзину. Молодой челыш был с ладонь величиной, взрослый гриб - как зонтик, под ним можно было прятаться от дождя. Мы совершенно озверели и набили багажник подосиновиками, что было, конечно, бестолково: обработать их было невозможно. Прежде я такое видел только в кукольном театре, когда показывали гриб размером с ребенка. Но самым странным было то, что грибы торчали на виду, их нельзя было обойти, как нудистов на пляже. И тем не менее никто, кроме нас, не обращал на них внимания.
Когда мы с ножами набросились на подосиновики, стали сходиться люди, видя, что происходит что-то страшное. На дюнах произошел примерно такой разговор. - Что вы делаете? - Собираем грибы. - Неужели вы так голодны? Вы потеряли работу? Как вы можете заниматься таким страшным делом? Разве вы не знаете, что грибы ядовиты? - Но не все же грибы! - Что значит - не все? Гриб есть гриб, ножка, шляпка... Как вы можете отличить плохие от хороших. - Не знаю, но всем нам с детства известно, как это делать.
И действительно, не было случая, чтобы американцы, заглянув в мою корзину, не поразились тому, что там видят, и не уговаривали бы меня бросить это смертельно опасное дело. Я никогда не советую американцам собирать грибы, потому что боюсь брать на себя такую ответственность. Потому что нужно быть если не русским, то во всяком случае славянином, чтобы собирать грибы. Я всегда считал, что грибы связаны с национальностью.
* * *
Американцы грибы не едят и не собирают, они их изучают. В последнее время появилась новая наука этномикология, изучающая роль грибов - правда, не обыкновенных грибов, а психоделических.
Этнобиологи пришли к следующему выводу: «Люди каменного века открыли психоактивные свойства некоторых грибов и научились с их помощью впадать в экстаз. Трансцендентный опыт позволил пещерному человеку выйти за пределы личного сознания и ощутить себя частью космического целого».
Если перевести цитату на человеческий язык, то это значит, что грибы открыли нам религию, они оказались детонатором духовного взрыва. Благодаря грибам люди впервые познали божественный трепет, научились ценить невидимое и искать непонятное. Я не буду говорить о наркотических последствиях этого открытия: то была религия, а это - смертоносный досуг, путать эти вещи нельзя. Но так или иначе первобытная техника экстаза сумела поднять человека над животными и сделала его другим. Наши предки, «раздваиваясь» и «углубляясь», переступили пределы видимого и границы индивидуального. Грибы были им не только помощниками, но и примером.
Дело в том, что, собирая грибы, мы смотрим только на их видимую часть. Главное в грибе - грибница - остается для нас невидимым. Неслучайно грибница - одна из самых популярных метафор в современной культуре. Как каждая хорошая метафора, она достаточно сложна и достаточно многозначна. Всякий гриб - плод сложных причинно-следственных связей, как все в нашей жизни. Мы можем видеть лишь наружные «плоды», но вся эта белесая система корней, которая привела к этой ситуации, остается под землей, невидимой для нас. И в этом я вижу урок, который нам преподают грибы. Таким образом, если грибы подарили нам метафизику, то грибница была ее контурной картой, другими словами, первым черновиком бога.
Память о связанных с грибами духовных переживаниях дошла до нас, поэтому, собирая грибы, мы до сих пор чувствуем особый трепет. Особенно ярко это можно наблюдать в России.
В разных странах к грибам относятся по-разному. В Америке собирают грибы, и я знаю всех, кто это делает, - все 12 человек. В Нью-Йорке, например, работает старейшее микологическое общество в стране, насчитывающее 11 человек. Двенадцатый американский грибник живет в Бостоне. Кстати, основатель нашего грибного клуба - знаменитый композитор Кейдж, написавший даже специальный музыкальный опус, посвященный грибам.
Я как-то ходил с этими микологами за грибами, но они сказали, что с русскими это делать невозможно, потому что русские идут сперва вместе, а потом - бах, и бочком, бочком, бочком. И всегда собирают больше, чем американцы. Тем не менее, мы шли вместе по лесу. Я собираю грибы, они - нет.
- Что вы, собственно, имеете в виду, - говорю я, - вот же роскошная сыроежка. - Сыроежки, - высокомерно отвечают мне, - едят только русские и белки. Короче, мне не понравились американские микологи, потому что, в отличие от них, я грибы ем, а они их в основном изучают. Есть и другие страны, где к грибам относятся также подозрительно: например Англия, Скандинавия, Канада, где грибы не едят даже индейцы.
Зато в Японии считается, что грибы должны непременно быть в каждом обеде. На Дальнем Востоке, во Вьетнаме грибы необходимая часть супа. Французы любят белые грибы. Немцы варят очень вкусный суп из лисичек. Итальянцы жарят боровики на гриле. Интересно, что в Доломитовых Альпах, где полным-полно белых, повсюду можно встретить такие надписи: «Собирать грибы могут только жители города». Вот для чего нужна итальянцам прописка - чтобы собирать грибы. Когда я, прочитав эту надпись и наплевав на запрет, отправился в лес, тут же появилась какая-то специальная грибная полиция, которая меня немедленно прогнала.
Я веду к тому, что есть страны, где любят есть грибы, но только русские любят их еще и собирать, причем не меньше, чем есть. В мое время (не знаю, как сейчас) целые заводы выезжали на сбор грибов. Что это была за темная страсть, что гнала тысячи русских людей в резиновых сапогах в осенний лес за грибами? Вот тут я перехожу к своей гипотезе.
Все первобытные племена знали понятие тотем. Тотем - это ритуальный предок, к которому мы обращаемся для того, чтобы укрепить свою связь с природой. Однажды мне пришлось увидеть, как эта тотемная культура работает в наше время. Я был на рыбалке в Канаде. Как вы понимаете, их существует только две - Канада и Северная Канада. Южной Канады не бывает, Южная Канада - это Америка. Так вот, в Северной Канаде, куда уже не ходят автомобили, где уже кончаются дороги, живет племя кри. С частью этого индейского племени мы подружились, когда вместе ловили рыбу. Главного индейца, который всем этим командовал, звали как меня, Александр, - имя не самое индейское. Но речь о другом. Тотем племени кри-лось. И изображение лося в том или ином виде присутствует в каждом доме. На тотем у них табу: это твой предок, ты его не должен убивать, ты его не должен обижать. Но, с другой стороны, тотем - твой кормилец, поэтому каждой семье индейцев (которая включает в себя братьев, сестер, мужей сестер, собак...) разрешено убить одного лося. По первому льду на озере убивают лося, и целую зиму его едят. Это не «Дерсу Узала», это все происходит сейчас, в наши дни.
А рассказываю я об этом потому, что хочу предложить свою теорию. Нельзя ли считать тотемом русских - грибы? И не значит ли это, что все мы происходим от грибов? На днях Татьяна Толстая рассказала мне, что господин Курехин уже выдвинул такую теорию относительно Ленина. Это значит, что я не один...
Отправлено: 31.07.11 22:55. Заголовок: Алиса в лесу чудес ..
Алиса в лесу чудес
Ирина Уханова
Хочу рассказать об удивительной истории, приключившейся несколько лет назад осенью. Я пошла в октябре за осенним опенком, всегда набираю много, килограммов7-14 за раз, потом дома при переработке проклинаю и ругаю себя, раздаю соседям. Но прошедшее лето было очень засушливым (2 месяца практически без осадков), так что опенок выскочил только местами, повезет - наберешь. Иду-иду по знакомым местам, ноль, да и только. Одно приятно: народу нет, никто не глохнет от собственного "ау", тишина и божья благодать. Вдруг краем глаза, периферическим зрением, вижу какой-то промельк метрах в двадцати, легкое движение. читать дальше...
Я остановилась и замерла. Скосив глаза налево, я увидела лису. Она была не в зимнем одеянии, но уже и не в летнем, красивая, с пушистым хвостом. Я перестала дышать и следила за лисой. Она что-то усердно искала на земле. Долго стоять не дыша было трудно, даже при моем приличном объеме легких, и я, тихо позвала: - Алиса! Я думала, что лиса рванет от меня со всех четырех лап, но она подняла голову и смотрела на меня умнющими глазами. Я сказала спокойным голосом: - Иди сюда, я дам тебе что-то вкусное (купила в универсаме буженину на бутерброд и маленький кусочек сыра, тоже не хилого). И осторожно, без резких движений, полезла в рюкзак. Лиса внимательно смотрела и не убегала. Я отщипнула маленький кусочек мяса и кинула в направлении зверя. Лиса в мгновение ока проглотила угощение. Я, все время приговаривая: - Алиса, хорошая, - кидала ей кусочек за кусочком все ближе к своим сапогам. И лиса подходила все ближе и ближе! Мясо кончилось, в ход пошел сыр, съеденный лисой с не меньшим удовольствием, а она стояла в полуметре от меня! Если б я протянула ей кусочек с руки, она бы точно взяла, но я знала, что такой риск недопустим. И все же я ощущала себя Сергием Радонежским, к которому подходили дикие звери. Ощущение было потрясающим! Но мой обед уже сгинул в пасти лиски. Я ей показала пустые руки, прочла лекцию о том, что к людям подходить не следует ( а сама-то кормила!), и сказала, чтоб она шла домой. Лиса послушно развернулась и убежала. Я уж стала подумывать о реинкарнациях и пр., но вдруг мне до слез стало жаль, что я больше не увижу плутовку с по- человечески умными глазами. Я стала звать: - Алиса, Алиса! Тщетно! Отчаянно позвав последний раз, я вдруг увидела метрах в ста знакомый рыжеватый силуэт. Лиса не смотрела в мою сторону, не подходила, а усердно крутилась на небольшом пятачке леса, не поднимая головы. Я пошла к этому месту, лиса убежала, а на пятачке я увидела чудо: огромные пучки молодых роскошных опят росли тут и там, с площади не более 30 кв. я собрала целую корзину, больше опенки мне нигде не попались. Вот так подарок от лисы! Распираемая чувством гордости и недоумения по поводу поведения лисы, я рванула домой. Сразу схватила трубку и стала звонить знакомому грибнику. Живописала ему все в красках. Следующим вечером раздается звонок и пыжащийся от гордости Юрий (это ощущалось в его голосе) говорит: - Ириш, я сегодня лису курицей кормил! Моя гордость стала стремительно таять... Эх, дело не во мне, оказывается. А Юра поскакал в этот день на то же место с огромным кусищем вареной курицы, и моя Алиса втерла ее за здорово живешь! Одно утешило - поляну она ему не выложила. На следующий день мы запаслись мясом, вареными яйцами, сыром... Два грибника забыли о грибах и тащили в лес рюкзак продовольствия. В заданном квадрате я стала звать лису присвоенной ей кличкой. Никого. Мы притихли, минут через пять Юра зашептал: "Вот она..." Да, Алиса появилась, но ее испугало количество данайцев, дары приносящих, которых нужно бояться. Она стояла метрах в пятидесяти. Мы облегчили наши рюкзаки, положив угощение на землю. Следующий отпускной день ушел на встречи в лесу с охотниками. Я подходила к каждому встреченному мной человеку с ружьем и просила не убивать лису, если она подойдет к ним, она, мол, не бешеная, а испорченная такими глупыми, как я, людьми. Кстати, потом мы узнали, что один из лесников подбирает зайчат и др. детенышей, оставшихся без матери, некоторое время их выхаживает, а потом выпускает. Кажется, в этом и крылась загадка необычного поведения лисы. Она в необычном поведении человека. Прошла зима… Ранней весной я пошла в лес за сморчковыми шапочками. Переходя к лесу через большую поляну, где вечно подвизаются отдыхающие, я увидела метрах в трехстах лису, которая крутилась около кострищ, оставленных людьми. Наверняка это была Алиса, собирающая остатки еды. Но в лесу ее больше не встречала.
Отправлено: 31.07.11 23:03. Заголовок: Злится дед, и говори..
Злится дед, и говорит,- Гриб плохой, он навредит. Сам набрал ведро промокших, Толстых, твердых,... нехороших.. . Мой – сухой, и весь над травкой. Он на ножке тонкой, мягкой Пятнышки на красной шляпке, Как головки от булавки . Злится дед, не хочет слушать. Говорит, - нельзя их кушать. Жалко, но куда деваться? Буду просто любоваться.
Все даты в формате GMT
2 посещений сегодня: 2
вчера да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума